Пришел мой приятель. Говорит:

— Там, у метро, толпа. Бьют каких-то.

— Ты не узнал, каких?

— Свидетелей Иеговы.

— За что, они же дураки?

— Дураки-то дураки, но, чтобы спастись, разве ты не знаешь — скоро конец света, они будут свидетельствовать против вас перед Иеговой. Будут говорить, что мы развратники.

— Но ведь перед Иеговой, а не перед Христом,— сказал я.— Христианский конец света еще не сейчас. Так что пусть записывают все, строчат доносы, стучат в своих молитвах.

— Может, они как раз умные. Говорят, этот ихний Иегова нашему Иисусу Христу дядя.

— Ты это брось. У нас Святая Троица. Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой. У них имен нет. Ты можешь представить Бога по имени Сережа? Они: воля, разум, душа. И Матерь Божья. Она наша заступница… Вообще интересная возникает коллизия. Конец света самовозводится в ранг праздника. Сначала он пройдет у этих стукачей-свидетелей Иеговы.

— Путаешь ты. Они будут свидетельствовать, что Иегова пришел. Будут всем говорить: Иегова Иегова

— Это ты путаешь. Люди что — не отличат Иегову от Хасбулатова? Свидетели — для скорости дела. С доносом — спасен. Без доноса — умри. Не ангельское это будет действие. Своей музыки у них нет. Им, наверное, одесские евреи подарят Семь сорок. Свидетели притащат свитки доносов, станут наперебой зачитывать и извиваться. Вслед, чтобы Иегову не утруждать, наступит Конец света у иудаистов. Столы будут обильны — евреи это могут. Я вам скажу — какая будет рыба-фиш Я вам скажу — какой будет цомбер. Тейглах. Хала. Следом воспразднуют католики и протестанты. Эти напридумывают страшного: костры, гильотины, клеши. Сожгут еще раз Жанну д’Арк и Джордано Бруно. Но музыка Музыка будет божественной. Орган. Хор мальчиков. Кастраты. Монсеррат Кабалье… Следом возгрядет православный Конец света. Он будет самым золотым и самым непонятным. Священники наденут золотые ризы, золотые шапки. На золотых крестах взыграют золотые блики. И бесподобные хоры. Бортнянский, Рахманинов, Чайковский. Такие песнопения. Нету оркестра, равного хору по божеской приязни. Крестный ход пойдет по траве, и трава не сомнется — все же не простой день — конец света. И жратва — на все деньги. У мусульман Конец света, наверное, сидячий, у индусов тоже. Буддисты будут утопать в цветах. Кришнаиты танцевать. Японцы делать харакири… О, Господи, сколько ты приуготовил нам прекрасных праздничных дней. Мы грешники, и мы грешим все более — не мешкай. Мы готовы. Пришли нам ангела. Пусть возвестит. Красавец — белый ангел.

— Убавь свой пыл.— Это сказала Опа. Она возникла в кресле. А мой приятель воскликнул:

— Ну и ну. Если такие девочки появляются после таких твоих заклинаний — дай текст списать. Мне пришлось сказать ему:

— Я тебя не держу, дорогой/ Привет семье. Они тебя заждались.

Опа пошла в ванную. Теперь она умывается, чтобы не пахнуть духами. Поцеловала меня в щеку и говорит:

— Егоркин умирает. Знаешь, что он у меня попросил?

— Обвенчаться.

— Как ты догадался?

— На нашей планете тоже есть секреты.

— Давай сядем рядышком у окна, прижмемся плечами, чтобы нам было тепло друг от друга, и вперим очи в неба Там, на космических сланцах, взрастают дивные рощи. В них обитает Дева. Ты можешь представить себе Джоконду?

— А как же? Обидный вопрос.

— И кто она? Не знаешь. И все вы не знаете. Вам и в голову не придет. Это — смерть. Леонардо писал ее до самой последней своей минуты. Он готовился к встрече с ней. Он любил ее, ждал ее… У нас на планете все так хорошо устроено, что мы об этом знаем с детства. Я объяснила Егоркину. А он сказал, если смерть действительно красивая баба, то он предпочитает ее в моем образе. Ты что погрустнел?

— Думаю о Леонардо да Винчи. Он ее вожделел?

— Разумеется.