Когда моя дочка была маленькой, она писала рассказы. Все они начинались так: К вам пришли гости. Мама открыла холодильник. Папа открыл бутыли. Похоже, и мои рассказы про Опу будут строиться по этому выбору.

Пришел приятель, приехавший издалека. Жена угостила нас супом щавелевым и пельменями ее собственноручного художества. Водку на стол не ставили по причине нашей с приятелем обоюдной завязки. После обеда мой приятель прочитал рассказы про Опу и возгорелся на критику. Он бровями двигал, руками в воздухе месил и вздыхал переливчато. Потом сказал, трепеща:

— Я, понимаешь, против инопланетницы. Интеллектуальные жабы на основе аммиака и серной кислоты. А у тебя такая наша — красивая… Сделай ее параллельщицей. Знаешь о существовании параллельных миров? Сделай ее ведьмой. Ведьмы сейчас актуальны.

— Но она назвалась инопланетницей.

— Все они, девки, врут. Помнишь, девки врали, что все они польки?

— Но Опа с небес,— упорствовал я.— Может, она Божьей крови. Маленький ангел.

Жена моя мыла посуду и ничего не слышала по причине глухоты, шума водяной струи и криков радио, в которых она пыталась разгадать судьбу. Жена все делает быстро и неутомимо. Она подала нам чай с вареньем к заграничными лепешками из слоеного теста.

— В инвалидном магазине постное масло дают,— сказала она.— Я взяла литр.

— А я ему говорю, что его Опа параллельщица,— прокричал ей приятель.— Параллелька.

— А я ему отвечаю, что она ангел небесный,— прокричал я. И почувствовал на своей руке ласковые пальцы. Они гладили мою руку и успокаивали меня. У меня так защемило сердце, что я выронил ложку.

— Баба придет,— сказал приятель, отуманенный слоеными лепешками и грезами о параллельных мирах.

— Не баба, а девочка,— поправила его моя жена.— Ложка серебряная. Чайная. Аккуратненькая. Девочка — приглядись. Мягкие пальцы коснулись моих волос над ухом.

— Звонят,— сказала жена.— Пойду открою.

Я убавил радио чуть не до шепота. Я устал от громких голосов, криков и выстрелов. Как она расслышала звонок? — подумал я о жене.— Может, прозрела? Хотя слово прозрела имеет к ушам весьма сомнительное отношение.

— Тебе телеграмма,— вернулась жена.— Вы бы видели девочку, которая ее принесла. Глаза, как цветочки голубенькие. Волосики — так и хочется к ним прижаться щекой. Зубки сахарные. У меня такое чувство, будто моя растяпа-дочь родила мне внучку.

Я вскрыл телеграмму. Я знал, от кого она.

Выходи на лестницу. Срочно требуется твоя помощь. Твой приятель козел. Не может понять разницу между девушкой с неба и девушкой с параллельной улицы — Меринос Быстрее

Я дал телеграмму прочитать своему приятелю.

— Если хочешь покурить, выйдем на лестницу. Опа стояла у лифта.

— Егоркин умирает,— сказала она.— Я его просмотрела на просвет. Немедленно нужен стакан водки. Я бы купила, но командировочные нам не дают.

— Сейчас. Не расстраивайся.— Я принес початую поллитровку Сибирской.— Пусть захлебнется. Гад твой Егоркин.

— Не ревнуй,— сказала мне Опа.— Ты же сам говоришь:

К ангелам не ревнуют.— Она прижала бутылку к груди, завела очи горе и пошла уходить свечой. Потолок перед ней расступился, следующие этажи тоже. В светлом облаке, с поллитрой в руках, она вылетела к потемневшему небу.

— Ведьма,— прошептал мой приятель.— Все ухватки, и красота, и сияние глаз… Я ей покурить предлагал: слышь — не курит.

В кухне запах обеда преобразился в запах цветка медуницы. Радио пело шепотом.

Жена сказала:

— Мне кажется, я стала слышать. Кто-то зовет на помощь. И кто-то ему отвечает — спешу…