Дом стоял на отшибе, у самого леса. Домишко маленький, без крыльца. Стены срублены из толстых, серых от времени бревен. Из пазов торчал голубоватый мох. В домике одна комната. Если загородить ее мебелью, она покажется не больше спичечного коробка. А сейчас хорошо — комната пустая. Только в углу лежат друг на друге два жарко-красных матраца.

— Тишина, — сказал Анатолий.

— Благодать, — сказал Кирилл. — Для ушей здесь курорт…

В пяти шагах от домишка лес: ели, укутанные в колючий мех, мускулистые сосны, березы в бело-розовом шелке. Простодушный родник выбивался из-под земли и тут же прятался в междутравье, ослепленный солнцем.

Кирилл привез с собой краски, холсты и картоны. У Анатолия — чемодан толстых и тонких научных книжек. Вот и весь багаж, если не считать рюкзака, набитого съестным припасом.

Кирилл и Анатолий бродили вокруг дома, жевали траву — все дачники жуют траву, — мочили волосы родниковой водой, лежали под деревьями.

Тишина вокруг была мягкая, ласковая; она будто гладила по ушам теплой пуховкой.

Анатолий поднял руку, сжал пальцы в кулак, словно поймал мотылька, и поднес кулак к уху Кирилла.

— Слышишь?

— А что?..

— Тишина. Ее даже в руку взять можно. — Анатолий улыбнулся и разжал кулак.

— Я есть хочу, — сказал Кирилл. Он подумал, поглядел на старые бревна, на крышу из черной дранки. — Слушай, в нашем доме чего-то недостает.

— Чего?

— Пойдем, посмотрим…

Они вошли в дом.

Теплые половицы блестели, словно залитые лаком. Толстый шмель кружился вокруг рюкзака.

— Знаю, — сказал Кирилл. — У нас нету печки.

Анатолий лег прямо на пол, сощурился под очками, набрал воздуха в грудь. Грудь у него плоская, бледная и вся в ребрах, будто две стиральные доски, поставленные шалашом.

— Проживем без печки. Подумаешь, горе какое

— А где мы будем кашу варить?

— А мы не будем кашу варить. Давай питаться всухомятку.

— Нельзя. У меня желудок, — ответил Кирилл.

— Тогда давай сложим очаг во дворе. — Анатолий воодушевился, вытащил из рюкзака пачку печенья. — Очаг — основа культуры. Начало цивилизации. Очаг — это центр всего. — Когда в пачке не осталось ни одной печенины, он вздохнул с сожалением. — Давай всухомятку? Не надо жилище портить.

— Дом без печки — сарай, — упрямо сказал художник.

Анатолий опять набрал полную грудь лесного воздуха, потряс головой:

— Воздух здесь какой…

— Ага, — согласился Кирилл. — Пойдем к председателю; пусть нам поставят печку.

Они пошли в деревню — мимо желтой пшеницы, по островкам гусиной травы, мимо васильков и ромашек. Ласточки на телеграфных проводах смешно трясли хвостиками. Наверно, их ноги щипало током, но они терпели, потому что лень летать в такую жару.

В деревне тоже было тихо. Все в полях, на работе. Только в окошке конторы, как в репродукторе, клокотал и хрипел председательский голос:

— Обойдетесь. Здесь один трактор. Силос уминает.

Председатель помахал гостям телефонной трубкой.

— Плату принесли? Заходите.

У небольшого стола, заваленного накладными, актами, сводками, сидела девушка. Она плавно гоняла на счетах костяшки.

— Понравился домик? Отдыхайте… Хибара для хозяйства непригодная, я ее для туристов оборудовал. Сима, прими у товарищей плату за помещение.

Девушка отодвинула счеты.

— У нас нет печки, — сказал Кирилл.

— Чего?

— Печки у нас нет.

Председатель вытер шею платком. Девушка обмахнулась листочком. Они будто не поняли, о чем идет речь.

— Жара, — сказал председатель.

— Все равно, — сказал Кирилл. — Плату берете, а дом без печки — это сарай. На чем мы будем пищу варить?

Председатель страдальчески сморщился:

— Какая тут пища Тошнит от жары.

— У меня язва, — сказал Кирилл, — мне горячая пища нужна.

Грохнув, распахнулась дверь. Плечистый детина втащил в контору мальчишку.

Девушка-счетовод быстро поправила кудряшки, подперла пухлую щечку указательным пальцем.

Детина тряс мальчишку с охотничьим рвением.

— Во — рокотал он. — Попался

— Чего тащишь? — кричал мальчишка.

Контора заполнилась их голосами. Сразу стало веселее и прохладнее.

Парень толкнул мальчишку на табурет.

— Чума Пятый раз с трактора сгоняю…

— Потише. За версту слышно, как орешь, — огрызнулся мальчишка, заправляя майку под трусики.

— Зачем на трактор полез? — снова загремел парень. Голос у него — как лавина: услышишь такой голос — прыгай в сторону.

Но мальчишка не дрогнул.

— Сам только и знаешь возле доярок ходить. А трактор простаивает.

Девушка-счетовод дернула счеты к себе. Костяшки заскакали туда-сюда, хлестко отсчитывая рубли, тысячи и даже миллионы.

Парень растерялся.

— Сима, врет Ей-богу, врет. Только попить отошел.

Мальчишка скривил рот влево, глаза скосил вправо. Лицо у него стало похоже на штопор.

— Попить, — хмыкнул он. — За это время, сколько ты возле доярок ходил, три бидона молока выпить можно.

Костяшки на счетах заскакали с электрическим треском.

— Сима, врет — взревел парень.

Девушка медленно подняла голову. Лицо у неё было надменным; она даже не посмотрела на парня.

— Сводки в район посылать? — спросила она.

— Эх, — сказал председатель. — Скорее бы, Ваня, тебя в армию взяли. Иди силос уминай. Как еще узнаю, что трактор простаивает, в прицепщики переведу.

— Я что, я только попить… — Парень показал мальчишке кулак величиной с капустный кочан.

Мальчишка бесстрашно повел плечом.

— Я тебя сюда не тащил. Клавка тебя с фермы выгнала, так на мне хочешь злость сбить.

Счеты взорвались с пулеметным боем. Парень махнул рукой и выскочил из конторы.

Председатель подошел к мальчишке, защемил его ухо меж пальцев. Мальчишка поднял на него глаза, сказал, морщась:

— Не нужно при посторонних.

Председатель сунул руку в карман.

— Ладно. Я в поле тороплюсь. Передай отцу от моего имени: пусть он тебе углей горячих подсыплет в штаны.

— А с печкой-то? — спросил Кирилл. — С печкой-то как?

— Никак, — сказал председатель; он распахнул дверь. На краю деревни стояли новенькие, обшитые тесом, дома. Шиферные крыши на них в красную и белую клетку. — Все без печек. Люди в деревню прибывают. А печник один.

— Печника в райцентр переманили, халтурить, — сказала девушка-счетовод. — Вчерась уехал.

— Я ему уши к бровям пришью — Председатель яростно грохнул ладонью по шкафу, потом повернулся к Кириллу. — Мы вам мебель дадим. Табуретку…

 

* * *

Чай приятели вскипятили на костре, послушали, как засыпает лес, и сами уснули на душистых матрацах из жарко-красного ситца.

Утром Анатолий открыл глаза первым. На табуретке, посреди комнаты, сидел вчерашний мальчишка, листал книгу и дергал время от времени облупленным носом. На одной ноге у него была калоша, привязанная веревочкой; другая нога босая. Между пальцев застряла соломина.

— Очень приятно, — сказал Анатолий. — Ты вломился в чужое жилище без стука. Ты варяг.

Мальчишка поднялся, аккуратно закрыл книгу.

— Здравствуйте. Вы хотели сложить печку?

— Мы и сейчас хотим, — оживился Кирилл. — Этот печник — твой отец, что ли? Он приехал?

Мальчишка глянул на художника с сожалением, извлек из-за пазухи веревочку и молча принялся обмерять дом.

— Хороша кубатура. По такой кубатуре русскую печку вполне подходяще.

— Нельзя ли поменьше? — угрюмо спросил Анатолий.

— Можно. Вам какую?

— А какие бывают?

Мальчишка посвистел дупловатым зубом и принялся перечислять:

— Русские бывают, хлебы печь. Голландки бывают — это для тепла. Буржуйки бывают, они для фасона больше… Времянки еще.

Анатолий перебил его, направляясь к дверям:

— Нам нужно кашу варить. Мой товарищ поесть мастер.

— Для каши самое подходящее — плита.

Плита не понравилась Кириллу.

— Нет. Мы здесь будем до осени. Осенью ночи холодные. А мой товарищ, сам видишь, тощий. Он холода не переносит. У него сразу насморк. Нам что-нибудь такое соорудить, с прицелом.

— Если с прицелом, тогда вам универсальная подойдет, — заключил мальчишка. Он опять вытащил веревочку, но на этот раз обмерил пол и начертил посреди комнаты крест.

— Здесь ставить будем… А может, вам русскую лучше, чтобы хлеб печь? Может, вам осенью хлеб понадобится?

— Зачем? Хлеб в магазине купить можно.

Мальчишка почесал вихрастый затылок.

— Как ваше желание будет. Я подумал, — может, вы своего хлеба захотите. Если бы магазин у бабки Татьяны хлеб брал, тогда бы другое дело. У бабки Татьяны хлеб вкусный. А сейчас в магазине только эртэесовские берут.

За дверью загремело. С порога покатились ржавые ведра.

— Чего ты здесь наставил? — кричал Анатолий.

— Ведра. Глину носить и песок, — невозмутимо ответил мальчишка. — Сейчас за глиной пойдете. Анатолий вошел в комнату, надел очки.

— Как это пойдете? А ты?

— У меня других делов много… Подсобную работу завсегда хозяева делают. Иначе мы за неделю не управимся.

Мальчишка привел их к реке, к высокой песчаной осыпи.

— Здесь песок брать будете, — сказал он. — Еще глину покажу.

Он пошел дальше вдоль берега. Анатолий попробовал воду в речке.

— Мы сюда отдыхать приехали?

— А что? — ухмыльнулся Кирилл. — Тебе тяжело, — хочешь, я твои ведра понесу?

Анатолий громыхнул ведрами и побежал догонять мальчишку.

Мальчишка остановился в кустах в низинке. Кусты опустили в реку тонкие ветки. Они будто пили и не могли напиться. Осока шелестела под ногами, сухая и острая. Мальчишкины ноги покрылись белыми черточками. У Кирилла и Анатолия ноги были бледные, незагорелые. И от этого становилось тоскливо.

— В нашей деревне гончары жили, — говорил мальчишка не торопясь, с достоинством. — Горшки возили на ярманку. У нас глина звонкая. — Он остановился возле ямы, бросил в нее лопату.

— Тут брать будем. Потом за гравелем сходим.

— Ярманка, гравель, — передразнил его Анатолий, взял лопату, стал копать, осторожно, как на археологическом раскопе.

— Зачем гравий? — спросил Кирилл, разминая в пальцах кусочек глины.

— Гравель для фундамента. Когда на электростанции агрегат устанавливали, мы с дядей Максимом заливали фундамент. Гравель хорошо цемент укрепляет.

— Да гравий же — крикнул Анатолий и добавил потише, стыдясь своего взрыва: — Ты двоечник, наверное.

Мальчишка обиженно посмотрел на него.

— Ну, гравий. — Он насупился и сказал сердито: — Кто так копает?.. — отобрал у Анатолия лопату, сильно и резко вогнал ее ногой, отвалил пласт глины и шлепнул в ведро. — Вот как нужно.

Кирилл засмеялся.

— Ты на него не кричи. Он отдыхать приехал. Он слабый… — Кирилл показал мальчишке смешного глиняного чертика.

Мальчишка сказал:

— Глупости, — и пошел через кусты к деревне.

Анатолий долго смотрел ему вслед.

— Меня, археолога, он еще копать учит

— А что? — усмехнулся Кирилл, повертел в руках чертика и зашвырнул в кусты.

Один раз взойти на обрыв, может, не так уж трудно, учитывая даже полные ведра сырой глины. Второй раз тяжелее. Третий раз…

Кирилл ставил ведра перед собой, потом, придерживаясь за них, передвигал ноги. Он добрался уже почти до верха. На самой вершине — сосна. Песок из-под ее корней давно выполз. Сосна раскинула ветки. Она словно знала, что рано или поздно ей придется лететь с крутизны к речке. Кирилл сделал еще один шаг. Песок пополз из-под его ног. Кирилл выпустил ведра и уцепился за корни сосны.

— Берегись — закричал он Анатолию.

Где тут беречься, если ноги по колено в песке, если они дрожат вдобавок. Ведра пролетели кувырком мимо Анатолия, выбили у него из рук его собственные ведра и остановились у самой реки.

Четыре ведра лежали внизу под обрывом. В каждом по пуду.

Анатолий подполз к Кириллу, сел рядом с ним.

— Давай удерем, а? Плюнем на все и удерем в леса…

— Мне нельзя, у меня язва, — печально ответил Кирилл.

Они приспособились носить ведра на палке. Повесят ведра на шест, шест взгромоздят на плечи. Это не легче, да и качает из стороны в сторону.

Куча глины и куча песка росли перед домом. Росли они медленно. Десять раз пришлось ходить к реке.

Когда они возвращались с последней ношей, кто-то крикнул почти над самыми их головами:

— Тпру..

Кирилл и Анатолий остановились.

— Это уж слишком, — сказал Анатолий. — Заставляет работать и еще издевается.

— Тпру — снова раздался сердитый окрик. Из-за кустов выехал мальчишка. Он стоял в телеге, напоминавшей ящик, и кричал на буланую лошаденку. Лошаденка тянулась к траве, обрывала листья с кустов, как капризная гостья, которой не хочется ничего и хочется попробовать все, что есть на столе.

— Садитесь, поехали, — сказал мальчишка. — А ну не балуй

— Куда еще?

— Садитесь, садитесь. Мне лошадь ненадолго выписали. Подвода тряслась по дороге. Мальчишка деловито покрикивал на бойкую лошаденку. Кирилл и Анатолий сидели, вцепившись в высокие грядки телеги.

Тяжелая пыль плескалась над лошадиными копытами, растекалась от колес волнами.

— Давай, Толя, отдыхай. Какое небо над головой и цветочки..

Анатолий хотел ответить насчет неба, но тут телегу тряхнуло, и он ткнулся головой в спину вознице.

Мальчишка остановил лошадь.

Вокруг поля, перелески. На высоком бугре развалины старинной церкви. Церковная маковка валялась рядом. Она напоминала остов корабля, выброшенного бурей на мель.

— Здесь прежде деревня большая была, — сказал мальчишка. — Фашист в войну спалил. И церкву фашист разрушил… Хорошая была церква. Кино в ней пускать вполне можно…

Мальчишка спрыгнул на землю, подошел к накренившейся стене и постучал по ней кулаком.

— Не знаете, случаем, какая раньше известка была? Я вот все думаю — крепкая была известка.

Анатолий принялся объяснять, что старые мастера замачивали известь на несколько лет. Строили долго и дорого.

— Зато и стояла сколь надо. — Мальчишка вытряхнул из телеги солому, постланную, чтобы Кириллу и Анатолию было мягче сидеть.

— Прошлым летом я в РТСе работал на водонапорной башне. Так нынче трещину дала… А ничего не придумали, чтобы быстро и надолго?

— Придумали, наверно, — ответил Анатолий. — По всей стране такое строительство идет, а ты говоришь — не придумали.

— Я не говорю, — пробормотал мальчишка. — Грузите кирпич.

Кирилл и Анатолий нагружали телегу битьем, старались выбирать половинки.

— Хватит, — сказал мальчишка. — Лошадь не трактор. В другой раз сами поедете, без меня. Только в деревню не смейте. Я председателю наврал, что подвода нужна за вещами съездить на станцию… Я пошел…

— Куда еще? — крикнул Анатолий.

— А по делам, — невозмутимо ответил мальчишка.

Кирилл и Анатолий сгружали возле дома третью подводу. Собрались уже ехать за четвертой, как появился мальчишка. Он притащил моток проволоки, несколько старых рессорных листов и ржавые колосники.

— Вот, — сказал он довольно. — Рессоры я у Никиты выпросил, у колхозного шофера. Я с ним весной блок перебирал… Колосник мне кузнец дал, дядя Егор. Я с ним прошлой осенью бороны правил. А проволоку Серега отмотал. Монтер Серега. Мы с ним проводку сегодня тянули по столбам.

— Слушай, а с председателем ты ничего не делал? — ехидно спросил Анатолий.

— А что мне с председателем делать?

— Колхозом управлять, к примеру.

— Шутите. Для этого дела мотоцикл нужен, — с завистью сказал мальчишка. Почувствовав насмешку, он придавил глаза бровями и сказал строго: — Кирпич-то разобрать нужно. Битый отдельно. Половинки отдельно, цельные кирпичины в особую кучу.

Кирилл и Анатолий принялись разбирать кирпичи. Мальчишка поглядел на них, взял лопату и, ни слова не говоря, принялся копать яму.

— За водой сбегайте, — скомандовал он, даже не подняв головы.

Анатолий схватил ведра.

— Не споткнись — крикнул ему Кирилл.

Потом Кирилл бегал за водой. Потом опять Анатолий. Потом Кирилл бросал в мальчишкину яму песок, Анатолий — глину. Оба по очереди лили в яму воду. Мальчишка замешивал раствор.

— Видели, как надо? Теперь сами… Чтоб комочков не было… Давайте… — Он отдал лопату Анатолию, сам пошел в домик обмерять пол.

Под вечер, когда Кирилл и Анатолий не падали лишь потому, что вдвоем держались за лопату, а лопата накрепко завязла в растворе, мальчишка сказал:

— На сегодня хватит. Отдыхайте. Завтра приступим. — Взял коня под уздцы и повел его по дорожке. — До свидания.

— До свидания, — сказал Кирилл.

— Молочка бы сейчас попить, — сказал Анатолий.

Приятели обождали, пока не замолк скрип колес, и направились к деревне.

Они долго плутали по улицам в поисках дома, где, по их мнению, оказалось бы самое сладкое молоко.

Наконец они выбрали избу с высокой крышей и с тюлевыми занавесками. Постучали по стеклу пальцем.

Из окна выглянула старуха. Крепкая — зубов полный рот. Морщины на ее щеках все время двигались, словно рябь на воде.

— Ох, родимые Кто это вас так уходил? — спросила старуха, и все морщинки побежали у нее на лоб.

— Нам бы молочка, — сказал Анатолий, прислонясь к стене.

— И свежих огурчиков, — сказал Кирилл.

— Сейчас… Я вам и картошки горяченькой… — Старуха скрылась в окне.

Напротив ставили новый дом. Сруб был уже почти подведен под крышу. Два мастера укрепляли последний венец: один старый, с давно не бритым подбородком, с усами, напоминавшими две зубные щетки; другой молодой, в линялой майке.

Анатолий нервно закашлялся.

— Варяг…

— Он, — кивнул Кирилл.

Мальчишка заметил их тоже. Он приподнялся на срубе, замахал рукой.

— Эй, эй.. Подождите, дело есть…

Анатолий юркнул в кусты, Кирилл бросил на старухино окно голодный, печальный взгляд и шмыгнул за товарищем.

— Эй, эй.. — крикнул мальчишка.

Старуха высунулась из окна.

— Вот молочко, — сказала она. — Вот картошка…

Кирилл и Анатолий бежали к своей хижине. В этот день приятели легли спать, даже не попив чаю.

Они ворочались на сенниках. Ломило кости, мускулы ныли и вздрагивали, словно через них пропустили электрический ток.

Они слушали, как гудят сосны, потерявшие под старость сон, как лопочет задремавший подлесок. В висках толкалась уставшая кровь. Кириллу мерещились громадные кирпичные горы, каждая величиной с Казбек; трубы всех размеров, водонапорные башни, телеграфные столбы; печи простые и доменные, города, небоскребы И над всем этим возвышался мальчишка. Он шевелил губами и норовил обмерить весь белый свет своей веревочкой.

Утро стекало с подоконника солнечными струями. Теплый сквозняк шевелил волосы. На подоконнике сидел воробей. Он клюнул доску раз, клюнул два, сыто чирикнул и уставился булавочными глазами на спящих людей.

Кирилл пошевелился, открыл глаза и тотчас закрыл их. На табуретке посередине комнаты сидел мальчишка и перелистывал книгу.

— Здравствуйте, — сказал мальчишка.

Анатолий тоже открыл глаза.

— Уже, — сказал Анатолий.

Мальчишка ткнул пальцем в страницу.

— Ценные книги. И сколько в земле всякого жилья позасыпано. Я вот смотрю, как только человек образовался, — сразу строить начал. — Мальчишка окинул взглядом кирпич, наваленный у порога, крыши, видневшиеся за полем. — Видать, строительная профессия самая что ни на есть древняя. Впереди всех началась. Портные, там, сапожники — это уже потом… Даже хлеб сеять потом начали.

— Да, — промычал Анатолий, — ты прав, пожалуй. — Он впервые посмотрел на мальчишку с интересом, потом встал, кряхтя и охая.

— У вас тоже язва? — спросил мальчишка и торопливо добавил: — Наденьте очки, не то опять споткнетесь. На полу лежала рама, сколоченная из горбылей.

— А это ты зачем приволок? — проворчал Кирилл. — Может, дополнительно к печке курятник хочешь соорудить?

— Опалубка такая — для удобства размеров, — пояснил мальчишка. — Я ее сегодня утром сколотил. Попросил у Матвей Степаныча досок. Он бригадир плотницкий.

Кирилл закутался в простыню.

— Ты с ним правление колхоза ставил. Я знаю…

— Шутите. — Мальчишка положил книгу, встал с табуретки. — Правление у нас каменное, сами видели. Мы ему на скотном дворе помогали. Там все ребята работали. Сейчас-то все наши в поле. Косят.

— А ты что же?

— Я по причине ноги. Ходить долго не могу.

Кирилл еще плотнее запахнул простыню. Утро его почему-то не радовало. Он морщился, вытягивал шею, дергал подбородком.

— Где ж ты ногу сломал? При самолетной катастрофе, конечно.

Анатолий глянул на Кирилла насмешливо.

— Шутите, — сказал мальчишка. — Мы в футбол играли — я на стекло напоролся. — Он прошел в угол, развернул газетный сверток, вытащил инструменты, костыли и гвозди.

— Чего вчера от бабки Татьяны убежали? Я вам костыли хотел дать…

— Костыли бы сейчас не помешали, — прокряхтел Кирилл, поднимаясь с матраца.

— Ты как, нам позавтракать дашь или сразу за водой бежать, за кирпичом, может? — спросил Анатолий.

— Позавтракайте, — разрешил мальчишка, установил раму по меловым отмоткам, прибил ее к полу железными костылями. — Натощак работать трудно. Вон я вам кринку молока принес.

Анатолий взял холодную кринку, взболтнул ее и приложился к горлышку. Припадая на обе ноги, подошел Кирилл.

— Дай мне.

— Чайку попьешь. У тебя язва… — Анатолий отстранил Кирилла, повернулся к мальчишке: — Эй, варяг, поешь с нами.

— Я еще сытый. Я утром блины ел со сметаной. — Мальчишка вбил последний костыль. — Когда у вас печка будет, вы тоже блинами завтракать сможете.

— Блинами завтракать, — пробрюзжал Кирилл. — Дай молочка…

Анатолий передал ему кринку.

— Ладно. Говорить правильно он еще выучится. Командуй, мастер, что делать?

— А много делать, — впервые улыбнулся мальчишка. — Кирпич носить, раствор месить. Работы хватит.

Кирилл допил молоко, поставил кринку в угол и схватился за поясницу.

— Ой — сказал он. — Лучше бы всухомятку.

Работали в одних трусах. Кирилл и Анатолий носили воду, замешивали раствор. Когда печка с плитой поднялась мальчишке до пояса, он отложил мастерок и задумался, потом лег на пол, достал из-за пазухи обломок карандаша, клочок бумаги и принялся чертить.

Кирилл и Анатолий примостились на полу рядом с ним.

Мальчишка чертил карандашом на бумаге, скреб карандашом по своей голове, вздыхал и опять чертил. Он спросил вдруг:

— Вы много зарабатываете?

Кирилл и Анатолий переглянулись. Кирилл пошлепал пальцем по оттопыренной губе. Анатолий загасил папиросу, сунув ее в раствор.

— Бывают люди, много зарабатывают, а такие экономные. Ну, жадные, что ли, — сказал мальчишка.

— Вот почему ты перестал печку класть

— Н-да… Вот, оказывается, что ты за личность… Не беспокойся, мы тебе заплатим как следует.

Мальчишка опустил голову, перевязал веревочку на калоше.

— Я не к тому, — пробормотал он. — Мне деньги не надо. Я за интерес работаю. — Он пододвинулся к заказчикам. — Если вы много зарабатываете, почему бы нам не устроить электрическую печку? И грязи меньше, и за дровами ходить не нужно.

Мальчишка встал, подошел к печке.

— Спираль нужно и регулятор. Правда, она току много употребляет. Мы такую с Сергеем-монтером в инкубаторе делали. Но если вы хорошо зарабатываете…

— Ты это брось. Ты делай, что начал — оборвал его Анатолий.

— А я что? Я делаю… Я только про интерес говорю. Деньги мне ваши не надо. — Он помигал белыми ресницами и пошел к двери.

— Ты куда? — крякнул Кирилл.

Мальчишка не ответил. Двери плотно закрылись, за ним.

Тишина. На печке стояло ведро; оно протекало немного. Капли падали на пол: кап, кап, кап…

Анатолий поднялся, подцепил раствор из ведра, шлепнул его на угол плиты и уложил кирпичину.

— Зря мальчишку обидели, — сказал он. — Зачем ты на него накричал?

— Это ты на него накричал, — огрызнулся Кирилл. — Ты на него второй день кричишь. Не разбираешься в людях.

— Ты разбираешься. — Анатолий положил еще одну кирпичину. — Давай догоним его. Объясним — мол, вышло недоразумение.

Они выскочили из домика. Кирилл крикнул:

— Эй.. Эй.. Никого вокруг.

— Эй, ты.. — снова закричал Кирилл. — Слушай, а как его зовут?

— Варяг, — смущенно сказал Анатолий.

Конечно, отыскать такого заметного мальчишку в деревне — дело простое. Спросил, и каждый ответит.

У скотного двора приятели встретили доярок в белых халатах.

— Простите, — сказал Анатолий. — Вы не скажете, где тут мальчишка живот?

— Какой? — спросила красивая девушка с ямочками на щеках.

— Такой…

— Майка выцветшая, трусы обвислые, — пришел на подмогу приятелю Кирилл. — Нос вроде фиги… Голова не стриженная давно.

Девушка засмеялась.

— У нас все такие. Их сейчас стричь некогда. Мы их по весне вместе с овцами стрижем. Засмеялись и другие доярки.

— А девчат вы не ищете? — Подталкивая друг друга, они протиснулись в дверь.

— У него на одной ноге калоша веревочкой привязанная — крикнул Кирилл.

Девчата за дверью захохотали еще громче.

Кирилл и Анатолий упрямо шагали по улицам. Улиц в деревне немного. Одна, другая — и все тут.

— Культурные городские люди, — ворчал Анатолий. — Даже имени не спросили. Позор

Возле правления колхоза стоял трактор. Мотор работал на малых оборотах, пофыркивал и иногда встряхивал машину. К трактору была прицеплена самосвальная телега с громадным возом сена. Коза, встав на задние ноги, теребила сено. А возле крыльца стояли тракторист и девушка-счетовод.

Увидев тракториста, Кирилл и Анатолий воспрянули духом.

— Этот мальчишка… Где он живет? — спросил Анатолий. — Тот, помните?

— Помню, — пробурчал парень свирепо. — Эта чума вон в том доме обитает. Его Гришкой зовут…

— Спасибо, — сказал Кирилл.

Они с Анатолием пошли было, но парень окликнул их:

— Постойте. Его сейчас дома нет. Он у бабки Татьяны. Дом бабки Татьяны оказался тем самым, где Кирилл и Анатолий просили молока, на стук им никто не ответил. Они вошли в просторные чистые сени, остановились на пороге комнаты.

В комнате чисто. Пол устлан стираными дорожками, на столе два плаката по животноводству, старая икона и портрет Ворошилова в военной форме. Скатерть на столе откинута. На газете наполовину разобранная швейная машинка старинного образца.

— Гришка — позвал Анатолий тихо.

Молчание. Только край занавески шуршит по обоям.

— Гришка — позвал Кирилл.

Опять тишина.

За их спинами открылась дверь. Вошла бабка Татьяна.

— А-а-а, — сказала она. — Здравствуйте… За огурчиками зашли?

— Нет, огурчики потом. Мы Гришку ищем.

— Гришку? Чего же его искать? Вон он, машинку налаживает. — Бабка подошла к дверям, глянула в комнату. — Только что был… Меня вот за маслом послал к Никите Зотову, к шоферу. Говорит, принеси солидол. Без него не получится… — Бабка поставила баночку с маслом возле машинки, посмотрела туда, сюда. — Вы проходите, садитесь… Я вас молочком топленым угощу.

Кирилл и Анатолий прошли к столу. Бабка вытерла руки о фартук и засеменила за перегородку к печке. Вдруг она громко вскрикнула и выскочила обратно.

— Кто там?

— Где?

— Там, — сказала старуха испуганным шепотом и показала локтем за перегородку. Она смотрела на гостей со страхом и недоверием. — А куда ж вы вчерась, кормильцы, удрали?.. Кирилл и Анатолий встали из-за стола. Старуха попятилась, потом шустро подскочила к окну.

— Иван Иван Спасай — завопила старуха, откинув занавеску. — Я ж тебе говорю, — спасай, окаянный

Кирилл и Анатолий подошли к русской печке. На шестке, между чугунов и сковородок, топтались два громадных валенка, перепачканные в золе и саже. Один валенок приподнялся. Из пятки у него выбивался дымок. Вероятно, пятку прожгло углем.

Анатолии решительно постучал по валенку согнутым пальцем.

— Слушайте, товарищ.

Валенок опустился, выдавив из пятки ядовитое облачко дыма.

Анатолий постучал еще раз.

— Эй, что вы там делаете?

— Где?.. Что случилось? — послышались голоса в соседней комнате.

В дверях показались бабка Татьяна, тракторист и девушка-счетовод.

— Вот они, — бабка победно подбоченилась. — А третий ихний в печке шарится. Я их еще вчерась приметила. Не наши люди…

— Неловко получается, граждане, — сказал тракторист. — Что вы тут делаете?

— Мы ничего…

— Мы Гришку ищем…

Девушка-счетовод выглядывала из-за широкой трактористовой спины.

— Вы что ж, его в трубе ищете? — спросила она. — Он, чай, не окорок.

— А если документы проверить? — Парень двинулся вперед, выпятив свои мускулы.

— Проверь, Ванюша, проверь, — сказала старуха.

Но тут валенки шевельнулись. Один опустился с шестка, нащупал табуретку. За ним — другой. Из печки вылетело облако сажи. И появился Гришка. Весь перемазанный, полузадохщийся. Он чихнул и открыл глаза.

— О господи — ахнула бабка. — Да чего же ты в трубе делал?

— Колено изучал. — Голос у Гришки был хриплый, будто горло ему забило сажей. Он кашлял и сплевывал себе на ладошку черные слюни.

Бабка опомнилась от изумления и страха, схватила сковородник.

— Я тебе дам колено, мазурик Машину развинтил, а сам в колено полез?

Парень-тракторист подошел к Гришке, ткнул его пальцем в живот и восхищенно пробормотал:

— Вот чума Вот это чума..

Гришка спрыгнул с табуретки, увернулся от бабкиного сковородника, перепачкав Анатолия сажей.

— Печник говорил — у вас печка высшего класса. Почему у вас хлебы лучше всех?

Старуха изловчилась, схватила его за чуб.

— Мои хлебы мои руки делают, а не какие-то там коленья. Валенки стариковы прожег. Я из тебя дурь вытрясу

 

* * *

Кирилл и Анатолий сидели на подоконнике в своем доме. Их мучила одна догадка, но они молчали, не решаясь произнести ее вслух.

Скоро прибежал Гришка.

— Еще за волосы дерет, — сказал он, размазывая по лицу сажу. — А вы не беспокойтесь, я сейчас. — Он подошел к печке. — А может, вам русскую сложить? — Глаза у него заблестели. — В русской колено вот так идет…

— Ты лучше скажи, — не выдержал Кирилл, — зачем ты нам голову дуришь? Ты думаешь, мы глупые? Ты ведь печек никогда не делал.

Гришка отвернулся.

— А я разве говорил такое? Я не говорил… — Он постоял немного, поводил калошей по полу. — Плотницкое могу. Трактор водить могу. За движком на электростанции следить могу. Я швейную машинку чинил даже. У бабки Татьяны. Система Зингер.

— Видели мы твою починку, — сказал Анатолий.

— Так это в который раз уже. У нее вал подносился. Надо втулку специально точить… — Гришка посопел в обе ноздри, опустив голову. — А печек… Печек не клал…

— Мы-то здесь при чем? — устало спросил Анатолий. — Зачем ты нас заморочил?

— Вы ни при чем, конечно. — Гришка снял ведро с раствором, поставил его на пол. — Печник у нас — чистый бандит. Вся деревня через него страдает. Вон сколь домов без печек стоят. А он как заломит цену, хоть корову продавай. — Гришка уложил на угол плиты кирпичину, потом другую. Сердито, словно кому-то назло. — Этот печник — жлоб. Никого к себе не подпустит. Боится заработок потерять. Я за ним три дня подсматривал в окно. Как он до этого места дошел… — Гришка снял уложенные кирпичины, бросил их обратно на пол и пошлепал по плите мастерком. — Как до этого места дошел, заметил меня и прогнал лопатой. А печку мы все равно поставим. Вы не сомневайтесь. В печке самая загвоздка в колене, как колено вывести… В колене все состоит… Вы потерпите.

Кирилл и Анатолий разостлали на полу большой лист бумаги, придавили края обломками кирпичей.

— Вы чего? — спросил Гришка.

— Печку… Ты что думаешь, мы будем ждать, пока ты сообразишь, как колено вывести?..

До вечера они конструировали печку на бумаге. Втроем. Гришка потерял всю свою солидность.

— Тяга ведь вверх идет, — говорил он. — Воздух горячий возьмет разгон, тут его и поворачивать. Кирилл рисовал колено.

— Так?

— Правильно, — вопил Гришка. — Пришпилим… Один раз он все-таки сказал с сожалением:

— Может быть, русскую, а? У нас тут все больше русские в моде. Хлебы печь.

— Делай, что начали — прикрикнул на него Анатолий.

На исходе дня они приступили к строительству. Гришка вел кладку. Кирилл с Анатолием подавали ему кирпич, воду и раствор.

— Ложитесь, кирпичи, лежите на печи. Засунем в печь полено — полезет дым в колено — распевал Гришка под потолком. Он задрал голову кверху, помигал и сказал расстроено:

— А дырку-то? Дырку-то не прорубили — трубу выводить.

Кирилл и Анатолий полезли на чердак. Кирилл прорубал в потолке. Анатолий — в крыше. Работал Кирилл неумело, поэтому доски, которые он вырубил, повалились вниз.

— Эй — закричал Кирилл. — Отскакивай — Просунул лысоватую голову в дыру и закричал еще громче: — Что ты делаешь?

Анатолий тоже наклонился над отверстием. Гришка старательно разбирал печку. Он складывал кирпичи на пол, соскабливал с них раствор.

— Ты что, с ума сошел? — Анатолий спрыгнул с чердака на землю, ворвался в домик. — Делали-делали. Уже ночь на дворе.

— Упущение допустили, — возразил Гришка.

— Какое еще упущение? — спросил Кирилл с чердака.

— Печурку нужно, как у бабки Татьяны.

Кирилл покрутил пальцем возле виска.

— Сдвинулся… Давай уж сразу всю комнату печками загородим. В том углу голландку, в том — буржуйку. Тут печурку, тут лежанку…

Гришка разостлал чертеж.

— Зачем? Печурка, она вроде норы. Она в печке делается. Носки в ней сушить можно, валенки греть… У бабки Татьяны в печурке кот спит.

— Но ведь у нас нет кота, — сказал Анатолий, устало садясь возле Гришки.

— Это вы не беспокоитесь. Я вам кота доставлю. — Гришка подошел к печке, пытаясь показать, какая бывает печурка. — Она такая, — говорил он. — Норой… В общем, печка без печурки, как велосипед без звонка. Из печурки теплый воздух в комнату волной прет.

Они сделали печурку. Они сделали не одно колено, а целых три. Трубу они соорудили широкую, на голландский манер.

— Агрегат тепла, — сказал Анатолий.

— Монумент, — сказал Кирилл.

— Это еще не все, — сказал Гришка. — Ее еще обмазать и просушить нужно.

Третье утро вошло в домик тихо и неожиданно. Оно дрожало вокруг кисейным туманом. Третье утро заполнило домик запахом трав. Этот запах пересилил запах глины, запах старой известки.

— Тишина, — сказал Кирилл.

— Скоро радио заговорит… — сказал Анатолий. — С добрым утром, дорогие товарищи — Анатолий оглядел стены.

— …Вы не беспокойтесь, — перехватив его взгляд, заявил Гришка. — Я вам радио проведу. Тогда у вас совсем как у людей будет.

Печка, обмазанная глиной, стала совсем красивой.

Гришка приволок охапку хвороста. Кирилл и Анатолий пошли к роднику мыться.

Они поливали друг друга из ведра, шлепали себя по бокам, приглушая тем самым гордую усталость. Они не заметили, как подошел председатель колхоза. Вместе с ним застенчиво трусил невысокий мужичок в полосатой рубашке, застегнутой до самого ворота.

— Вот, — председатель кивнул на своего спутника. — Здравствуйте… Печник вчерась прибыл. Если, конечно, договориться с ним.

Печник скромно улыбался.

— Работы у меня много. Все поперед других хотят. От этого цена. И еще цена от колен зависит.

Анатолий осмотрел печника с головы до пят. Кирилл сделал то же самое в обратном порядке.

— Да, — сказал Анатолий, — конечно, в колене все состоит…

— И еще смотря какую печку. — Мастер переступил с ноги на ногу. — Печки ведь разные бывают. Русские бывают, хлебы печь. Голландки, они для тепла больше. Буржуйки еще…

— Это для фасона, — подсказал Кирилл.

Печник мягко поправил его:

— Для уюта… Буржуйка, она…

— Нам вот такую, — перебил печника Анатолий. Он шумно раздвинул кусты и показал на крышу.

В этот момент труба выбросила густой клубок дыма. Дым покружился вокруг каемки, побелел и побежал веселой струёй вверх.

Печник замигал. Глаза у него забегали, пальцы зашевелились. Он сразу весь пришел в движение, словно прислонился к горячему.

На порог дома вышел Гришка, перепачканный и усталый.

— Ты?.. — спросил председатель.

— Мы… Это мы вместе, — испуганно ответил Гришка. Но, почувствовав, что никакой трепкой это дело не угрожает, Гришка приосанился и с ухмылкой глянул на печника.

Труба дымила. Домик, казалось, плыл вдоль лесистого берега. Он будил лесную чащобу, пугал тишину своим веселым, обжитым видом.