Рассказ о Коле Уральцеве и чужой бабушке

Дождь за окном

Колины родители получили отпуск. Забрали они своего сына с детсадовской дачи, купили ему резиновые сапоги и поехали в чужую деревню к большому озеру. Отдыхать и рыбу ловить.

Адрес этой деревни дал им отцов приятель. Ехали они день и еще день. И еще ехали три часа вечером. Прибыли к озеру. Спросили у прохожих людей:

— Где тут деревня Торопцы?

— Это и есть Торопцы, — сказали прохожие.

— А где тут пенсионерка Елизавета Антоновна проживает?

— А вон там проживает, — сказали прохожие и показали в край деревни на старую избу возле самого берега.

Колины родители подъехали к этой избе. Поздоровались с Елизаветой Антоновной. Передали ей привет от отцова товарища и попросились у нее жить.

— Живите себе на здоровье, — сказала им Елизавета Антоновна. — Мне, старухе, с людьми веселее, — и подала отцу телеграмму из института.

Пока отец телеграмму читал, Коля уже резиновые сапоги скинул. Уже на лавку залез спать.

— Обувайся, — велел ему отец. — Обратно поедем. В институте, где Колин отец и Колина мама работали, случилось очень срочное, необходимое дело.

Коля снова резиновые сапоги надел, а сам спит. Елизавета Антоновна за него заступилась:

— Вы мальчонку со мной оставьте. У него еще пока срочного дела нет. Все свои срочные дела он пока еще при себе держит. У меня корова молоко дает. Куры яйца несут. Хлеба и сахару в магазине купим. И озеро у нас рядом. И бегать мальчишке есть где. И я не такая уж старая, неподвижная, смогу еще за мальчонкой как следует приглядеть.

Колины родители подумали и решили Колю оставить.

Они уехали утром, пока еще Коля спал.

День начался скучный. Дождик льет за окном — каждая капля от другой капли отдельно. Вьет дождь по листьям и травам. По земле бьет, по воде шлепает, по крыше шуршит, по стеклу барабанит. Шумит дождь, словно сказать хочет: Эх ты. Коля — Николай, одинокий ты человек и несчастный. Разве будет тебя любить чужая старуха. Разве будет тебе веселье в чужой деревне, где дождь по крышам шуршит. Пропащий ты, Коля. Одним словом — брошенный.

Хлеб с солью

Коля у окна сидел. В подоконнике, некрашеном и горбатом от старости, была прорыта стамеской канавка, и в этой канавке стояла вода. Коле хотелось плакать, но слезы не текли из его глаз. Коля смочил палец в канавке, намазал им от глаз к подбородку. Потом он лизнул этот палец и вздохнул тяжело. Вода в канавке была дождевая, не соленая, не как слезы.

Старуха Елизавета Антоновна, ни бабка ему, ни тетка, даже совсем не родная женщина, чай пила. Перед ней на столе лежала вкусная сладкая пища из Ленинграда.

Коля сидел к старухе спиной.

— Ну, а как же тебя зовут? — спросила она. — Ты вчера был такой сонный, что даже мои очи слиплись, на тебя глядючи. А сегодня я и спросить забыла.

Коля посмотрел на стол, на самовар, на вкусную пищу и отвернулся.

— Меня зовут Ку, — сказал он в дождь за окно.

— Ку?.. Может быть, я теперь такая старая стала и память из меня вся вышла, только я не помню, чтобы людей называли Ку.

Коля повторил упрямо:

— Меня зовут Ку.

— Я ведь не спорю. Ку так Ку. Ку-Ку. Ку-ка-ре-ку… Может быть, в Ленинграде такая поспешная жизнь началась, что у людей времени совсем не осталось мальчику имечко подлиннее выдумать.

— У них времени сколько хочешь, — сказал Коля. — А меня все равно зовут Ку. Даже в детском саду так написано на мешке с калошами.

— Я же не спорю, — сказала старуха. — Ку так Ку. А почему чай не идешь пить? Или не хочешь? Или не любишь?

— Сейчас приду. — Голос у Коли стал тихим, даже печальным.

Когда Коля уселся к столу, а на столе все лежало, что из Ленинграда привезли, он голову опустил и сказал совсем тихо, едва слышно:

— А вы мне хлебца дадите с солью?

Елизавета Антоновна отрезала кусок деревенского хлеба с такой крепкой коркой, что эта корка затрещала под ножом, как лучина. Посыпала хлеб крупной солью и подала Коле.

— Ешь на здоровье.

Коля принялся хлеб кусать.

— Скучно мне, — сообщил он.

А когда человеку скучно, так скучно, что даже слезы высыхают где-то по дороге к глазам, отворачивается он от колбасы и конфет шоколадных. Тогда желает он хлеба с солью, чтобы все было как в книжке у одного круглого сироты.

Старуха налила чай в чашку.

— Сахару одну ложечку, — попросил Коля. И еще ниже голову опустил.

— Беда. А я — то, глупая, три ложки насыпала. Может, выплеснем этот чай в ведро, а тебе другого нальем? Коля голову совсем на грудь уронил.

— Ну, уж ладно, — прошептал он. — Я уж как — нибудь этот чай выпью.

Коля отхлебнул сладкого чаю и немножко, совсем чуть — чуть, поднял голову.

— Ку, — сказал он, — это первые буквы, заглавные. Коля Уральцев меня зовут. Скучно мне.

— Отчего же скучно тебе? — спросила старуха. — Еще ничего не видел вокруг, а уже заскучал. Ты, когда тебе скучно станет, чего — нибудь делать примись или думай.

— А О чем думать? — спросил Коля Уральцев.

— Что видишь — о том и думай. А то ребятишки всё спрашивают — не хотят думать. Увидят волну на озере и спрашивают: Почему волна? А подумали бы — и догадались, что это ветер волну мастерит. Услышат в лесу шум. Спрашивают: Почему шум? А подумали бы и догадались — это ветер в лесу гуляет.

Коля Уральцев попил сладкого чаю, поел хлеба с солью. Стало ему полегче и повеселее.

А почему скучно бывает? — хотел он спросить, да вспомнил, что нужно подумать. Он подумал и вообразил, как его отец и его мама катят сейчас по дорогам сквозь дождь. Буксуют в песке. Застревают в грязи. А все равно вперед двигаются, торопятся. И так он задумался, что намазал себе хлеб маслом, положил поверх масла кругляш колбасы, а поверх колбасы еще сыру голландского положил. Скушал такой бутерброд, халвой заел, мармеладом закусил и понял, что не скучно ему, а грустно.

И еще понял, что эти слова разные, потому что грусть бывает от любви и разлуки, а скука только от безделья и ни от чего больше.

Откуда идут тучи

Дождик все лил.

Тучи были мутные, темные, будто грязная мыльная пена. Но, что удивительно, из этих серых, бурых, ржавых туч лилась очень чистая, прозрачная вода.

А куда же девается грязь? — подумал Коля Уральцев. — А где сидят тучи, когда их в небе нет?

Он устроился у подоконника на лавке и принялся думать над этим. Мысли у него забегали, засуетились, словно они потеряли что-то, а где — не припомнят. В голову лезло все, что угодно: витрины, парашютисты, девчонка Лиза с двумя косичками, девочка Лида с одной косичкой, боксер дядя Костя, сломанная заводная игрушка Щенок и настоящий черный щенок, которого почему-то прогнали метлой.

— Так ничего не придумаешь, — сказал себе Коля. — Нужно все по порядку думать.

В жарких южных морях солнце так кипятит воду, что пар от нее валит облаками, — подумал Коля и сказал сам себе:

— Ух ты Как же там корабли плавают? Как же там проживают киты? — Жалко ему стало китов, которые кипят в море. — Наверно, у них вся шкура облезла. Как же там ребятишки купаются?

Понял Коля, что трудное это дело — думать. Он даже устал. Даже шея у него заболела. Решил Коля чем-нибудь заняться полегче. Гвоздь вколотить в доску или что-нибудь в этом роде. Но ни гвоздя, ни доски рядом не было. А во двор бежать — дождь. Коля снова глянул в окно, снова подумал о тучах. И представилась ему такая картина.

Будто в одном потайном месте посередине гор имеется сто пещер. Все эти пещеры разного цвета. И во всех этих пещерах ревут и клокочут вулканы. Одни очень сильно ревут и клокочут, другие послабже. Вулканы кипятят подземную воду.

Из розовой пещеры вылетают розовые облака.

Мы очень спешим, — говорят они, — Мы облака ранние. Мы раньше солнца встаем. И когда они улетают быстрым неслышным лётом, небо за ними яснеет.

Вслед вылетают белые облака, из пещеры белой. Летят медленно, пышно.

Нам спешить некуда. Мы небо чистим, мы моем небо, чтоб на земле светло было.

Из других разноцветных пещер вылетают облака дожденосные. В каждом облаке свой дождик упрятан. В одном — ситничек, мелкий дождь. От такого дождя воздух блестит всеми красками, словно радуга над землей. В других облаках грибной дождик, теплый, солнцем пронизанный. В третьих — купальный дождь, специально для ребятишек, чтобы под водой скакать, дождевые струи языком ловить.

Иногда все разноцветные облака собираются в одну грозную тучу. Как полыхнет небо, как грохнет гром, как махнет грозовой дождь И после него дышать легче, после него трава зеленеет, лист на деревьях как свежевыкрашенный.

На дне ущелья, в самой его глубине, имеется еще одна пещера. Черная. В ней пахнет плесенью. И такая в ней темень, тоска такая, что даже летучие мыши, даже ядовитые змеи остерегаются жить возле этой пещеры. Сидят в ней и набухают черные тучи. Когда им становится тесно, они вылезают одна за другой, ползут над лесами, над городами, над малыми людскими селениями.

Слякоть в нас. Дожди — косохлесты. Град — выбивала. Да лепные дожди со снегом.

Коля хотел еще подумать, вообразить, почему из черных туч вода все равно чистая льется, но это ему уже не под силу было. Первые мысли переполнили его удивлением и гордостью, а для следующих у него уже не хватило терпения.

Коля подошел к Елизавете Антоновне, она посуду мыла у печки, и все ей рассказал про пещеры и тучи.

— Ты откуда такое знаешь?

— А я не знаю, — ответил Коля. — Это я из головы выдумал. По памяти сообразил. А вы как думаете?

— Я по-другому думаю. Когда дождя нет, я думаю: хоть бы дождь пошел. А то хлеба в поле сгорят. Овощи соку не наберут. Фрукты в садах сморщатся. Трава на лугах выкрошится. — Старуха поставила чашки и блюдца обсыхать возле горячих углей. Повесила полотенце и посмотрела на дождь за окном. — Когда дожди день за днем льют и льют, я наоборот думаю. Хоть бы распогодилось, думаю. Хоть бы солнышко землю пообогрело. А то хлеба на полях полягут. Фрукты на ветвях не зарумянятся. Овощи в огородах сопреют. Скошенная трава на лугах сгниет. А кабы знала я, в каких пещерах тучи сидят, в каких — облака, в каких — грозы, обучилась бы приводить их туда, куда следует, и в самый необходимый для пользы срок. Ты, когда в школу пойдешь, обязательно учителей поспрашивай. Можно ли тучами руководить или покамест еще нельзя?

— Ладно, — сказал Коля Уральцев, — поспрашиваю.

Он опять залез на лавку возле окна. Хотел еще подумать о чем-нибудь, только вдруг образовалось в тучах отверстие. Тучи заголубели, словно снег на весенней проталине, поредели и стекли к горизонту. Над всей обозримой землей открылось высокое синее небо.

— Я после еще подумаю, — решил Коля. — А сейчас я гулять пойду.

Мы с папой

Коля достал свою удочку. У него была замечательная удочка из трех коротких частей. Эти короткие части свинчивались, а развинченные вставлялись друг в дружку. Две части были из дюралюминиевых трубок, а последняя, самая тонкая, самая гибкая, была стальная. Были на удочке такие крючочки, чтобы леску на них наматывать. Была красивая ручка и специальные кольца-зажимы для катушки. Удобная удочка, легкая.

Старуха Елизавета Антоновна как увидела эту Колину удочку, так взяла ее в руки и вопрос задала сразу:

— Кто же тебе такую удочку смастерил?

— Это мы, — ответил Коля Уральцев. — Мы с папой.

— Хорошая удочка, — сказала Елизавета Антоновна. — Хорошие вы мастера. У нас в деревне один мужик проживал. Я-то его и не помню, он еще до меня проживал. Был у этого мужика сын. Они вдвоем жили бобылями. Пахали, сеяли, ловили рыбу, корье на продажу драли. Все делали вместе. И оба любили студень есть. А еще больше нравилось им из вареных костей сок высасывать. Только здесь у них всегда случалось разногласие. Как наварят студню, так отец все кости себе подгребет, а сыну говорит:

Тебе еще рано кости сосать. Продукт испортишь. Тебе, сын, еще учиться необходимо.

Сын-то ему и говорил:

Мы с тобой все вместе делаем, а кости ты один себе забираешь. Ладно, ладно, папаня, вот помрешь ты, я тогда тоже кости сосать стану. Каждый день стану студень варить.

Мужик со временем помер, не все же человеку на свете жить. Пожил до срока — и ау, брат. Остался сын один. Ну, — думает, — теперь мой черед пришел кости от студня сосать. Поехал он на лошади в город продавать хлеб. По дороге остановился у речки. Лошадь не привязал, — мол, никуда не уйдет. Уснул под телегой. А лошадь зашла в реку попить. Обратно — никак. Телега не пускает. Течением телегу перевернуло — и ау. Утащило в стремнину с лошадью вместе.

Парень проснулся. Лошади нет — утопла. Он в голове почесал. Ужо, — говорит, — у меня еще корова есть. Проживу, не пропаду. Погнал он корову в поле. В самый сытный клевер загнал. Толстей, — говорит, — наедайся. К утру у него околела корова: объелась клеверу.

Ужо, — сказал парень. — У меня еще куры остались. Свернул он своим курам шеи, поклал в мешок. А чтобы собака их не съела, запер собаку в сарай. Ночью-то собака лаяла. Курен сожрать хочет, — думал парень сквозь сон. — Я тебя завтра палкой, чтобы спать не мешала.

Проснулся утром. Глядь, а курей-то и нет. Только мешок разорванный. Лисы из лесу пробрались, благо собака заперта, и всех кур утащили.

Парень голову почесал. Сказал: Ужо. У меня еще собака есть. Поведу ее в город, продам. Повел он собаку в город. Навстречу охотник идет. Увидел охотник собаку, приласкал: Ай да собачка И кусок колбасы ей, голодной, бросил. Собака за ним побежала. Парень зовет, кричит, бранится: Вернись, подлая Воротись, дрянь Ужо я тебе покажу. А охотник все приговаривает: Ай да собачка И — еще кусок колбасы. Так собака и убежала с охотником.

Остался парень один. Домой воротился. А дома пусто, даже кошка и та ушла. Что кошке в дому делать, когда в нем еды нет.

Как же так, — подумал парень. — Ведь все мы с отцом вместе делали. Все получалось. А сейчас — вот те на. Не только костей сахарных из студня пососать, корочки пожевать не осталось.

Эта сказка ко мне не относится, — подумал Коля Уральцев. — Мы с отцом вместе удочку делали. Папа резьбу нарезал, а я держал. Папа крючки для лески прилаживал, а я держал. Папа удочку красил, а я держал…

— Папа делал, а я держал, — сказал он. — Зато мы вместе радовались, когда удочка вышла красивая. Я даже больше него радовался.

— Вот я и говорю, — засмеялась старуха Елизавета Антоновна. — Хорошие мастера.

Клад

Озеро было темное от глубины. Лес подошел к самой воде, даже в воду вступил.

Коля долго искал червяка — надо же ему рыбу ловить. Он ходил по берегу. Заглядывал в лодки: может, рыбаки червяка потеряли. И, конечно, нашел. Толстого, замечательного червяка, который лежал на тропинке.

Коля свинтил удочку. Насадил червяка на крючок, поплевал на него для удачи и закинул крючок.

Красный поплавок торчит на воде. Чутким перышком уставился в небо. Сейчас рыба клюнет.

Коля Уральцев представил, как принесет Елизавете Антоновне целую связку жирных окуней, каждый в мужскую ладонь. И у каждого спинка толщиной в три Колиных пальца. Три окуня на уху. Два окуня жарить. Маленьких окушат, маленькие тоже попадутся, их — кошке. Чтобы и кошка от Колиного улова была сыта.

Сидит Коля, мечтает таким образом. А поплавок словно умер. Совсем неподвижный.

Наверно, здесь дно песчаное, — решил про себя Коля. — Пойду другое место искать. Окунье камни любит.

Коля вытащил леску. Червяк на крючке белый, толстый, на такого червяка даже щука клюнет. Нашел Коля место, где камни уходят под воду. Закинул крючок. Ждет.

На воде солнечный блеск. На воде тень от деревьев. Где свет и тень сталкиваются, вода будто кругами идет. В таком месте любят плотицы жить. Можно и плотиц наудить, — думает Коля. — Плотва хоть и не очень наваристая для ухи, но тоже хорошая. Плотиц нужно побольше. Только на уху штук десять. Зато она вся серебряная. И откуда у нее такой цвет ослепительный?..

А поплавок стоит. Не дрогнет. Не шелохнется. Невдалеке рыба плещет, пускает круги по воде.

Наверно, она сейчас сытая, — подумал Коля Уральцев. — Пойду щуку ловить. Щука прожорливая. Никогда досыта не наедается. Щука всегда клюет. Передвинулся он к камышам. Крючок забросил. Щуки, если большая, одной хватит и на уху и жарить, а хвост и голову — кошке.

Коля ждал целый час. Может быть, больше часа. Он даже задремал, глядя, как качаются камыши.

— Эй, рыбак

Коля вздрогнул. Чуть не выронил удочку.

Прямо перед ним стояла на воде лодка. В лодке этой сидел взрослый мальчишка, еще не парень.

— Не спи, — сказал он. — Лягушки на дно утянут.

— Я не сплю. Я рыбу ловлю.

— Где твоя рыба?

— Нету, — признался Коля. — Не клюет рыба. Наверно, сейчас не время. Она сейчас сытая.

Мальчишка подгреб ближе. Взял Колину удочку, восхитился, губами почмокал, а как на червяка посмотрел — засмеялся.

— Эх ты, рыбак, — сказал он. — Кто на такого червяка ловит, на дохлого. Он уже прокисший. Полезай в лодку.

Коля в лодку залез. Мальчишка отгреб подальше от берега. Кинул якорь.

— Теперь ловить станем, — сказал.

Мальчишка дал Коле свежих красных червяков. Показал, как поплавок ставить, чтобы крючок возле самого дна висел.

— Теперь закидывай.

Коля крючок закинул. Минуты не прошло — клюнуло. Рванул удочку Коля. Прямо в лодку шлепнулся большой окунь.

— Окунь — закричал Коля. — Попался — закричал Коля.

— Не нервничай, — сказал ему мальчишка. — Спокойнее. Мальчишка тоже окуня вытащил. Удочка у мальчишки обыкновенная, деревянная, срезанная в лесу.

Коля изо всех сил старался ловить спокойно, но все-таки нервничал. Как окуня из воды вытаскивал, краснел, суетился. Один раз даже из лодки чуть-чуть не выпал. А окунье все бойчее клюет. Прямо на лету червяков рвут. И вдруг в самый бойкий клев мальчишка сказал:

— Хватит.

— Как хватит? Смотри, как клюют, как бешеные, — сказал Коля.

Мальчишка улыбнулся. Спросил:

— Тебе что, на продажу?

— Нет. На уху.

Взрослый мальчишка сосчитал рыбу. Спросил:

— У тебя сколько душ?

— Чего?

— Сколько душ, говорю? Ртов сколько?

— Один рот, — сказал Коля. — У всякого человека рот один.

Мальчишка сколупнул присохшую чешую со своей щеки.

— Иначе спросить — сколько у тебя едоков?

— А-а… — понял Коля. — Едоков двое: я да бабка.

Мальчишка разделил всю рыбу на десять частей. Подвинул Коле две кучки:

— По пяти хвостов на душу.

— Себе больше забрал, — сказал Коля.

— Ровно. По пяти хвостов. Эта деду, эта на бабушку, эту отцу, это мамаше. Эта на братишку. Сестре Зойке. Володьке маленькому не нужно, он еще грудной.

— А вот эта, — спросил Коля, — десятая?

— Планеру. У нас пес Планер.

— А у нас кошка — крикнул Коля. — Кошка тоже едок. Она за душу считается?

— Как же, — кивнул мальчишка. Он набрал из своих кучек рыбы и положил к Колиным. — Теперь поровну.

— Поровну, — вздохнул Коля. Вздох этот был грустным.

Мальчишка засмеялся:

— Ну, ну, не жадничай, — и добавил, как старый совсем человек: — Эх, милый, в каждом деле клад запрятан.

Коля насупился. Очень ему хотелось еще половить.

— Нету никакого клада.

— Не жадничай, — снова сказал мальчишка. — Из этого озера наша деревня тысячу лет рыбу ест. И еще тысячу лет есть будет. Почему? У нас рыбаков нету жадных. Жадный рыбак — для себя враг, для народа паразит, а для рыбы чума.

— Я не для жадности, — сказал Коля тихо. — Я первый раз.

Паразит

После обеда Коля пришел на мостки, к которым лодки причаливают. На этих мостках мальчишка и две девчонки во что-то играли. Смотрели в воду и хохотали. Впрочем, хохотал только мальчишка. Девчонки, похоже, всхлипывали, и глаза у них были совсем не веселые.

— Здравствуйте, — сказал им Коля Уральцев. — Вы кто?

— Мы здешние, — ответил мальчишка. — Это Тань, Тань-перестань, — он показал на девчонку в голубом платье. — А это Нитка, — он показал на девчонку в трусах и в майке.

— Он Ленька Каша, — сказали девчонки. Мальчишка кивнул:

— Потому что у нас такая фамилия — Кашины. А ты Колька-дачник.

Коля удивился: откуда мальчишка знает?

— А я все знаю, — сказал мальчишка. — Я вокруг себя на двести километров все знаю. И всегда вперед всех узнаю.

Коля проникся к нему почтением и уважением.

— А что вы делаете? — спросил он.

— Ершиный бой, подводный, — ответил ему Ленька. — Веселье. Смехота.

— Ершиный бой, — повторили за ним девчонки и снова не

то засмеялись, не то всхлипнули, не то икнули и посмотрели на Леньку пугливо.

— Хочешь, покажем? Смотри — Ленька наклонился с мостков.

Коля Уральцев тоже за ним наклонился. Стал глядеть. В этом месте была тень. В неглубокой воде у песчаного дна крутились ерши. Их было несколько. Плавали они медленно. Натыкались друг на друга. Расплывались и снова сталкивались. Некоторые ерши на боку плавали, едва шевелили хвостами. Некоторые стояли вверх брюхом.

Коля пригляделся внимательнее, к самой воде лицо приблизил. И сам себе не поверил — у каждого ерша глаза были насквозь проткнуты спичкой.

— Они же слепые, — прошептал Коля.

— Ага, — сказал Ленька. — Я им спичками глаза проткнул.

— Зачем? — спросил Коля.

— А для смеху. Миноноски. Подлодки. Бей Бомбежка Стыкайся Торпеды — заорал Ленька и ударил кулаком по доске.

— Они ведь подохнут.

— А-аа… — Ленька плюнул. — Живучие твари. Второй день курятятся. У меня от смеха живот болит.

Девчонки всхлипнули. Теперь Коля отчетливо расслышал, что они всхлипнули. Коля повернулся к Леньке и сказал:

— Живодер ты. Паразит. Вот ты кто.

— Это как? — спросил Ленька оторопело.

— А как слышал, — сказал Коля Уральцев.

Девчонки примолкли.

Ленька сжал кулаки, но драку не затеял, только закричал громко:

— А ты убирайся Чего такие слова произносишь Еще при девчонках такие слова произносишь А еще городской

— Это слово самое правильное для тебя, — сказал ему Коля.

Девчонки заплакали.

— А вы чего загудели? — спросил их Ленька. — Не ревите. Я сейчас побью Кольку-дачника — и мы с вами на лодке поедем.

— Никуда мы с тобой не хотим, — сказала девчонка Таня. — Мне ершей жалко.

— Чего тебе ерши сделали? — сказала девчонка Нитка. Ленька закричал еще громче:

Чего? Чего? Подумаешь, три ерша. Их в озеро миллион. А тебе, — он пододвинулся к Коле, — я по шее надаю. Спрошу у братьев, что такое паразит. Если ты мне неправильно объяснил, по шее надаю. Берешь назад паразита?

— Не беру — сказал Коля.

— Берешь назад паразита?

— Не беру, — сказал Коля.

Ленька размахнулся и ударил Колю кулаком по лбу. Коля зажмурился.

— Не беру, — сказал он и еще сильнее зажмурился, и голову в плечи втянул.

Но удара в лоб не последовало. Вместо этого Коля услышал громкий всплеск воды, шумное бульканье и кашель. И сквозь кашель крик:

— А вы что? А вы что? Дурочки сумасшедшие

Коля открыл глаза и увидел: Ленька в воде сидит по самую шею, на мостках девчонки стоят, кулаки в бока уперли.

— Вы ведь только что плакали, — сказал Коля.

Девчонки ответили:

— Мы за ершей плакали. А этому Леньке Каше мы всегда надаем.

— Тань, Тань-перестань — закричал Ленька, отодвигаясь в воде от мостков. — Нитка, Нитка, где твоя иголка? Колька-дачник, неудачник Я вас по одному изловлю. Вот увидите.

— Увидим, — согласились девчонки бесстрашно. — А ты ему в следующий раз сдачи давай, — сказали они Коле Уральцеву.

Коля расхрабрился:

— Я ему сейчас дам.

— Сейчас не нужно. Сейчас он уже битый.

На тот берег

Коля Уральцев, девчонка Таня, девчонка Нитка, мальчишка Сережка, девчонки Нитки брат, купаться пошли.

Коля Уральцев рубашку скинул, полез в озеро. Ходит возле берега, руками по воде шлепает, как будто плывет. Иногда и на самом деле плывет. А когда на самом деле плывет, становится ему страшно и весело. Страшно оттого, что озеро такое громадное. Весело оттого, что плывет.

Рядом с ним его новые товарищи плавают. Зайдут по грудь и плывут к берегу.

— Наверно, никому это озеро не переплыть, — сказал Коля. — Только на лодке можно.

Глядь, а из воды парень выходит в желтых трусах.

— Ты откуда? — спросил Коля. — Почему мы тебя не видели?

— Я с того берега, — сказал парень. — Мы там лес валим. А сейчас у меня отдых.

— Ничего себе отдых А как же обратно?

Парень сказал:

— — Таким же порядком. Не в первый раз, — и снова в воду пошел.

Коля долго смотрел, как этот парень плывет, спокойно, словно по дну шагает.

— Вот бы и нам так, — сказал Коля.

— Раз другие переплывают, — значит, и мы переплывать сможем, — ответил ему мальчишка Сережка, девчонки Нитки брат. — Только не сразу сможем. Сразу мы поплывем до камня. Вон до того, что возле берега у камышей.

Он упал на воду и поплыл. Таня и Нитка за ним. Коля постоял, постоял — страшновато плыть, но все-таки тоже поплыл.

Плыл, плыл — устал. Только тонуть собрался, тут ему мальчишка Сережка руку протянул. Коля на камень вылез. Отдохнул, камышами полюбовался. А когда его приятели обратно поплыли, и он поплыл. Плыл, плыл — устал. Только тонуть собрался, а тут девчонки ему кричат:

— Вставай на ноги, уже мелко.

Встал Коля на ноги. На берег вышел. Качается от усталости.

— Ух, — говорит. — Вот это мы. Молодцы.

— А парень еще плывет в озере, — ответил ему мальчишка Сережка. — Может быть, до середины еще не доплыл.

Не в первый раз — доплывет, — подумал о парне Коля. И о себе подумал: — А я еще раз поплыву к камню. А когда научусь до камня плыть и обратно сто раз без передышки, может быть, тогда в самую пору будет и мне на тот берег попробовать.

Жаба

Вечер подошел к самой избе. Коле Уральцеву пришла пора спать ложиться. А перед сном нужно еще на улицу сбегать, в последний раз, чтобы спалось лучше.

Коля выскочил из избы. Побежал огородной тропинкой. Вдруг кто-то на его пути — шлеп — на тропинку прыгнул. Коля Уральцев остановился. Глядит, в одном маленьком шаге от него уселась толстая жаба. Зобом дышит, круглыми глазами на Колю смотрит. Ждет, чтобы Коля ей дорогу уступил. Коля отошел немного назад: больно уж некрасивая жаба. Пупырчатая, бородавчатая, рот до ушей. И в синих сумерках вся черная.

Жаба вперед прыгнула. Коля еще на шаг отступил. Потом схватил камень и — камнем в жабу со всего маху. Когда Коля пришел спать ложиться, Елизавета Антоновна спросила его:

— Или не нагулялся за день, чего так долго ходил?

— А я жабу кокнул, — сказал ей Коля.

— А за что ты ее не пожалел?

— А чего она такая некрасивая на свете живет?

— Чем же ты ее кокнул?

— Камнем кокнул.

Старуха Елизавета Антоновна пошла к двери, на улицу вышла, недолго там побыла и в избу воротилась. Принесла большой камень — булыжник.

— Это зачем такой? — спросил Коля.

Елизавета Антоновна положила камень на скамейку.

— А чтобы здесь был. Мало ли, тебе вдруг понадобится. Я ведь тоже смотри какая вся некрасивая.

Коля сначала не понял, о чем она говорит, а когда понял, возмутился и закричал:

— Так ведь она жаба

Елизавета Антоновна села у окна. Стала смотреть в темную даль за окном, на тот берег озера.

— Если всех некрасивых камнями побить, — сказала она, — тогда и красоты на земле не останется. Иная бабочка или жучок такие золотые, прекрасные с виду, а насквозь ядовитые. К чему ни прикоснутся — испортят. А некрасивая твоя жаба всю ночь шлепает, трудится, чистит землю для утренней красоты.

— Да, может, я ее и не убил вовсе. Может быть, я промазал, сказал Коля Уральцев не очень уверенно.

Старуха Елизавета Антоновна будто не слышала.

— А посмотри, люди под старость все некрасивыми делаются. В морщинах да сутулые. А руки у них у всех узловатые. И смотри-ка: чем некрасивее руки, чем больше морщин у старика на лбу да возле глаз да чем у него спина горбатей, — значит, больше других понаделал он за свою жизнь работы. Ты вот в школу пойдешь, ты учителей поспрашивай. Может быть, человеческая красота молодая потихоньку переходит в ребятишек или в работу, которую человек работает. А иначе куда же она девается?

— Да я же точно помню, что я промазал — крикнул Коля Уральцев.

— Нынче промазал. Авось в другой раз не промажешь. Ты в голову цель.

Коля чуть не заплакал. Соскочил с кровати-раскладушки и убежал на улицу. На улице он долго сердился на Елизавету Антоновну за ее слова. Даже в избу не хотел возвращаться. Хотел уйти в лес жить. Вдруг слышит — кто-то шлеп перед ним. Посмотрел Коля под ноги. Та же толстая жаба мимо него идет по своим делам. Прыгает всем телом. Шлепает по земле брюхом. Большущими круглыми глазами в темноту смотрит.

— Ага, — сказал Коля. — У неё такие глаза большие, чтобы ночью вред видеть и всякое отыскивать зло.

Жаба — шлеп — прыгнула Коле прямо на сандалию. Коля похолодел: а ну как цапнет. Жаба посидела у него на сандалии, подышала зобом и дальше скакнула.

Значит, от меня вреда нету, — подумал Коля. Повернулся он и в избу пошел.

— Живая, — сказал он с порога. — Я с ней сейчас виделся. Она на меня не в обиде.

— Ну и ладно, — сказала ему старуха Елизавета Антоновна. — Пусть ходит. У нее дел много. А ты спать ложись.

Коля Уральцев улегся на кровать-раскладушку. И перед тем как уснуть, подумал, что мама и папа еще едут по дорогам и, наверное, спать не будут. Наверно, они будут ехать всю ночь, чтобы поспеть в Ленинград к утру. И еще он подумал, что Елизавета Антоновна ему не чужая старуха. Вернее, она ему не родная бабушка, но и не чужой человек.

Он вспомнил весь день, который провел у нее в гостях, и уснул. А когда проснулся, наступил другой день, следующий. Этот день пах оладьями, светился солнцем и уже ждал Колю и торопил его.